Будуємо так, як треба
Будуємо так, як треба
Цикл интервью о нашем городе, публикуемый по инициативе и при поддержке инвестиционно-строительной компании «Авантаж», мы продолжаем беседой с архитектором Олегом Дроздовым — самым, положа руку на сердце, современным из современных архитекторов Харькова.
Вот так, без привычной витиеватости, излишней литературщины и прочей образности мы начинаем сей материал. Все эти охи-вздохи и «фигуры речи» уж как-то совсем не вяжутся с прагматической парадигмой, исповедуемой Дроздовым, и, к тому же, попусту занимают журнальное пространство, которое можно эффективно заполнить нетривиальными соображениями нашего собеседника.
Чтобы построить что-то ровненькое, простенькое, аккуратненькое, прикладываешь какие-то невероятные усилия для того, чтобы получился, более-менее, приемлемый результат. На это уходят колоссальные время и нервы, и это стало своеобразной нормой. А все потому, что мы живем в обществе, в котором отсутствует некий качественный и важный тренд. Прежде чем что-то делать в нашем городе, мы все — архитекторы, строители и просто жители — должны понять, где мы живем. Как пел Виктор Цой: «Все говорят, что мы вместе, но не многие знают в каком»…
Мы живем в очень необычном городе, как в плохом, так и хорошем смыслах. С одной стороны, это провинциальный город, который хотел стать столицей, но так, по сути, и не стал. Хотя подобное состояние «деревни-столицы» могло бы стать своеобразным брендом. И тогда можно было бы нарочито брендировать архитектурный силуэт резкими перепадами и диссонансами типа «хатка-высотка». Второй момент — неоднородная плотность городского пространства. У нас город — не совсем «город». Это связано с его неплавной историей с определёнными всплесками и падениями. Хотя изначальная деревня постепенно переходила в город, но в силу какой-то общей ментальность и лайфстайла, это все равно оставалось деревней. Козы, куры были нормой на ближних подступах к центру еще несколько лет назад. Затем появился параллельный «линейный» город ХТЗ, который постепенно воссоединился со старым городом. В то же время город массово заселялся крестьянами, которые должны были пополнить ряды рабочих на крупных предприятиях, им выдавали участки земли для обустройства, в результате чего мы имеем огромные зоны частного сектора, по сути, с деревенским укладом. Затем пустые поля застраивались индустриальными сериями типа Салтовки, Новых домов и пр. И вся эта среда, оторванная от изначального города (связь поддерживается только парой проспектов и линий метро) не дает сформировать некое единое ментальное пространство города.
Да-да. У этого всего есть некая «столица», там, где фейерверки и концерты… Жители Салтовки ведь так и говорят: «Поехали в город»… В общем, что-то в нашем городе не так. Все это «не так» надо исследовать и идентифицировать, а затем запустить определенные законы развития для достижения определенных целей. Например, создать на Салтовке собственный муниципалитет, развивать инфраструктуру, обеспечивающую там рабочие места. Частный сектор хорошо бы сделать местом каких-то инициатив, начать строительство объектов, которые бы определили новое качество жизни и взаимоотношений в этих местах, вдохнули бы в них тот самый дух «города».
Нам нужен более плотный город, в каждом районе которого развивались бы институции, формирующие человека в культурном плане. Сейчас ведь все заведения культуры сосредоточены исключительно в границах исторического центра. То есть, в центре Харькова есть такой себе 150-тысячный город образца девятьсот тринадцатого года со всеми социальными и культурными институциями, а вокруг разбросаны неприкаянные микрорайоны с полуторамиллионным населением, где зачастую нет даже нормально функционирующего ДК или клуба.
Наше сознание до сих пор пребывает в архаичном состоянии. Актуальное искусство практически неведомо не только нашему населению, но и многим профессионалам. До сих пор у нас преобладает фигуративное искусство, которое в западном мире, безусловно, почитаемо, но ментально закончилось в 19-м веке. Какой-нибудь венгерский или польский школьник посещает выставки современного искусства с третьего класса, а что видят наши дети? Ведь вся современная культура развивается в русле некоего артистичного прагматизма, которому присущи динамизм и функциональность. К сожалению, эти категории в сознании наших людей пока не являются определяющими. И в одежде, и в архитектуре, и в интерьере наши соотечественники выбирают больше образ, чем его реальные качества и функцию. Они хотят как-то «выглядеть», надевают на себя некие персонажи. Получается какая-то культура фейков. Кто-то строит, стилизуя под средневековую башенку, но это ведь ложь: с точки зрения здоровой функциональности, в этой башенке неудобно жить. Особенно ярко это выражено в нынешней архитектуре Киева: пользуясь языком традиционной архитектуры, которая подразумевает застройку вшесть этажей, там строят 20-25 этажей — такой себе небосребик под деревенский домик. В итоге, под овечьей шкуркой прячется даже не волк, а медведище! Как будто, некий проступок или даже преступление пытаются замаскировать под маской лояльности…
Для меня это большой комплимент. Как-то одному коллеге я предложил оценить наш дом, строившийся на ул. Чернышевской, подробно ему объяснил, где он находится. На что он ответил: «Ты знаешь, каждый день там проезжаю, но ничего не видел. И сегодня специально высматривал, и опять, хоть убей, никакого нового здания* не увидел». А весь секрет в том, что этот дом вписан в существующий контекст благодаря использованию старого кирпича, оставшегося от снесенного дома дореволюционной постройки на соседней улице.
Часто в нашем обществе принято концентрировать внимание на себе любимом яркой одеждой, вызывающим поведением, акцентированием своей важности и неповторимости. Представим, вот, на бытовом уровне, что человек начинает так себя вести где-то в гостях, зацикливая все на себе. Понятно, что нормальной компашки из этого всего не выйдет: не получится эдакий бадминтон, исчезнет интересное взаимодействие между гостями. Город должен строиться по тому же принципу бадминтона. В нем могут быть какие-то яркие вещи, но важно, чтобы всё взаимодействовало между собой.
Харьковский я или не харьковский, красноречиво определяет следующая цифра: для Харькова наша студия делает всего лишь 10% от общего числа заказов.
Теперь, что касается декоративности и роскоши в современном контексте. Вся культура 20-го века, к которой я себя отношу, основана на социальной солидарности. Если говорить о модернизме, то это массовая реформа масс. И вся эта эстетика прагматичная и простая обслуживает несколько утопическую идею об обществе прогресса без бедных. Как бы очевидно, что в нашей стране, где среди населения нет избыточного достатка, именно такая эстетика и должна быть доминирующей. Это ведь как в физиологии любого человека: нормальный рацион не должен состоять на 90% из красной икры и свинины, должны быть какие-то здоровые пропорции. Во всем должен быть здоровый прагматизм. Любая человеческая история хороша, если она еще и долгая. Любому человеку мы желаем долголетия. Так же и в построенном здании все должно быть достаточно просто, прочно и минимально затратно в обслуживании.
Жилье должно планироваться с точки зрения взаимоотношений сада и дома, соответствия климатическим условиям. Наша студия сейчас стала делать дома принципиально по-другому, потому что климат изменился, и мы живем почти пять месяцев в условиях средиземноморья, из-за чего все дневные функции можно дублировать на улице. Это новый вызов природы из-за которого дом становится другим. Из, по сути, финского коттеджа он перевоплощается в средиземноморское жилье с патио, соответствующей сервировкой и озеленением…
На самом деле, хорошая архитектура — это не вопрос потраченных денег. Даже при скромном бюджете она может быть настолько хороша, чтобы оставить свой след в истории. Если говорить о физиологии архитектуры, то нашим главным шедевром и национальным достоянием должна быть признана обычная украинскую хата с ее фантастической энергосберегающей оболочкой, которая дышит как плоть. В этом отношении глиняная мазанка может спокойно конкурировать со многими пышными зданиями, которым приписываются некие достижения человеческой мысли.
Со временем я все больше прихожу к мысли, что объектность — она вторична. Мы все воспринимаем архитектуру как торт, который подарили городу, поставили его в центре обеденного стола, и все эти украшательства — это некий символ... Я же представляю архитектурный объект как плоть, которая образует границу в пространстве. И важно, что он сделал с улицей. Вот англичане, говорят не «НА» улице, а «В» улице. Для них улица — это интерьер. И уже не важен дом с его образами, а важно, что стало с уличным профилем. Объект может взаимодействовать с улицей, дополнять и добавлять её содержание. Примером может служить наша "Платинум Плаза", где мы сделали внутренний дворик и арку публичными. А теперь, представьте, что целые кварталы в этом районе можно было бы сделать с такими сообщающимися двориками, где происходила бы социальная и культурная жизнь.
Тогда бы содержательный ресурс этих окрестностей, по сравнению с узенькой Сумской, можно было бы упятерить, как минимум. Когда-то мы в районе улицы Данилевского делали проект суши-бара, где люди как бы едят в витрине. Десять лет назад всем это казалось каким-то авангардом, были опасения, что подобный эксгибиционизм народ не выдержит. Мы даже придумали коллаж, которым можно было бы заклеить стекла, чтобы не так откровенно было видно, как люди поглощают эти суши по 50 долларов за порцию. Но оказалось, что быть манекеном в витрине — это колоссальный вызов обществу, и это имело феноменальный успех. И здесь уже меня переполняла гордость не за хорошую архитектуру, а за то, что удалось что-то изменить в социуме, стать, в какой-то степени, причиной перелома в отношениях людей. Ведь эта витрина — это некий шаг к большей открытости и прозрачности нашего общества.
Вот почему важно перейти от объекта к идее места. Понять, что это место значит для тебя лично, для какой-то группы людей. Есть места, где хочется быть, куда стремишься вернуться, где приятно находится, где посещают приятные переживания и эмоции. А «почему это происходит?», «как этими эмоциями управлять?» — вот эти вопросы должны больше всего волновать профессиональных архитекторов сейчас.