«Я архитектор, но своих рук проектированием не обагрил, если не считать в аспирантские годы нескольких объектов в Казахстане и участия в разработке пары мемориальных досок в Харькове. Всю жизнь я учу архитекторов. Проектировочные свои инстинкты удовлетворяю за счет студентов. Получил мой дипломник диплом первой степени на всеукраинском смотре – мне уже хорошо; получил он премию за свой дипломный проект где-нибудь в Варшаве или в Вене – мне вдвойне хорошо. А так за проектные заказы не борюсь и от инвестора не завишу. Поэтому взгляд на архитектуру и городское пространство у меня достаточно специфический.»

Эта вводная «визитка», произносимая с артикуляцией и орфоэпической выразительностью, выдающими 40 лет лекторского стажа, принадлежит свидетелю и участнику многих значимых архитектурных процессов, происходивших и происходящих в эти же 40 лет в нашем городе.

Александр Петрович Буряк – профессор, заведующий кафедрой Основ архитектуры Харьковского национального университета строительства и архитектуры, один из основателей Украинского центра DOCOMOMO — всемирной организации, занимающейся охраной памятников архитектуры и урбанистики Современного движения.

В одном из интервью Вы сказали, что «Харькову всё время хотелось прыгнуть выше себя». И в ХІХ, и в ХХ веке архитектурные уникумы возводились на вырост, для некоего великого будущего. И вот оно наступило. А время титанов, гигантов и циклопов безвозвратно ушло?

Когда просматриваешь историю на рубеже ХІХ-ХХ веков и последующую советскую, приходишь к тревожащему выводу о том, что, пожалуй, самое скверное, что сделал «совок» с нашим родным городом, — отбил у него инициативу и стремление занимать первые места. Харьков с нач. ХІХ и до второй трети ХХ века, при всей исходной провинциальности, был странным образом заточен на роль мирового города. Он стал финансовым и образовательным сердцем Юга Российской империи, а в советское время – третьей столицей государства. Когда столицу перенесли в Киев, тот уже не имел таких амбиций, а Харькову подобные устремления тем более были отбиты. С нами произошло то же, что с Петербургом – «великий город с областной судьбой», с соответствующей поправкой на масштаб.

В соцлагере каждой из стран было положено иметь по одному городу, и не более того. Вот есть одна Москва, и больше не надо. Раньше шутили: «У нас снабжение централизованное – сначала всё завозится в Москву, а потом население развозит, что кому надо, по Союзу».

Так же и с городами. Нет, чтобы ведущие интеллектуальные, промышленные и культурные центры страны поддерживали друг друга  в борьбе за внешние рынки, – вместо этого они едят друг друга поедом в борьбе за субвенции из центра. Это картина всех предыдущих 23 лет нашего независимого развития. И заветная мечта у всех – захватить Киев, навязать ему, пустому, свое содержание. Кто захватит, тот и наполняет: был Киев днепропетровский, затем донецкий, и т.д.

Но, может, сверхбогатство центра обогащает архитектурное пространство столичного города? Увы, нет. Напротив, приводит к полной проектировочной дикости, как будто бы ничем не сдерживаемой и никем не контролируемой.

А как же генеральные планы и прочие стратегические программы, разрабатываемые серьезными мужами и организациями?

В ХХI веке говорить о решающей роли генерального плана не серьезно, да и многие мировые центры живут вообще без генеральных планов, а другие составляют их от случая к случаю. Такие, например как проект «Евролилль» в 70-е – 90-е годы, когда Лилль, французский побратим Харькова, преобразовал себя из старой промышленной метрополии в новый коммуникационный центр общеевропейского значения. Закрыли угольную и текстильную промышленность, а бывшие производства реконструировали под жилье, общественные центры и офисы. Новый столичный комплекс был возведен над вокзалом, как символ узлового центра, связывающего Париж, Германию и Британские острова.

В принципе, генеральный план — это орудие централизованной власти. Но такой власти, которая возводила бы гармоничные городские ансамбли, уже давно ни у кого нет. Все успешные города, от Америки до Эмиратов,  рождают примерно одинаковые даунтауны, похожие как две капли воды на застройку Манхэттена, где небоскребы растут тем выше, чем обильнее их поливают долларами. Это наводит на мысль о каком-то глобальном оскудении архитектуры.

По сравнению с этой современной ситуацией сталинские проекты, при всей их тупости, все же были и архитектурой, и градостроительством. После войны свой путь пробовали найти французы в серии т.н. «больших президентских проектов», Grand Encembles. Каждый из глав государства старался увековечить себя чем-то вроде Центра Помпиду, парка Ла-Вилетт или Новой оперы на площади Бастилии.

К сожалению, после 1991 года наши столицы не обнаружили ни государственной, ни муниципальной воли к преобразованию, а Киеву в этом смысле повезло меньше всех. Москва настолько велика и Бог знает чем переполнена, что ее давно уже невозможно испортить. В ее туго застроенный центр просто трудно втиснуть что-то новое. Поэтому особенно страшные уродства 2000-х там вырастали на периферии. Харьков и Львов тогда тоже не очень пострадали, у нас просто не было денег на то, чтобы самих себя испортить. А вот Киеву досталось, что называется, по полной.

Как-то студенты на практике в Киеве спрашивают: «Новая архитектура Киева — это какой стиль?». Отвечаю (шучу): «Это, по большей части, стиль ″ё-моё″, в некоторых местах переходящий в стиль ″ёлы-палы″»; ну не стоят эти объекты серьезного искусствоведческого анализа. А их скопление с дальних перспектив похоже на поле, уставленное кукурузными початками. Съелся полностью неповторимый силуэт на днепровских склонах, утонули между «початками» златоверхие соборы. За каждым поворотом поджидают архитектурные монстры, будто рожденные фантазиями третьеклассника.

А есть ли подобные проколы в Харькове?

В Харькове за эти двадцать лет практически повторилась ситуация 50-х – 60-х годов. Тогда, при главном архитекторе И.А. Алферове, удалось не пустить в центр убогую хрущевскую застройку. Конечно, кое-где она прорвалась, и композицию некоторых пересечений улиц угробила, но совсем не массово. Хрупкий (и не очень богатый) харьковский центр удалось сохранить практически во всем его своеобразии. Другое дело, что многое просто посыпалось само по себе – от нежелания (и неумения) реставрировать, ну, и из-за отсутствия средств, как и по сей день.

Невзирая на большие усилия, затраченные при подготовке к Евро-2012, центр так и не удалось толком привести в порядок. Зато действительно героическим деянием стала реконструкция стадиона «Металлист» и не столь заметная, но едва ли не более трудная санация окружающего района. Стоит также упомянуть переделку старого аэровокзала под VIP-терминал с максимальным сохранением стилистики 50-х гг. Генпроектировщик «Аркстоун» (А.Н. Саратов), и наш университет (реставратор В.М. Лопатько и Ваш покорный слуга в роли научного руководителя), вместе с другими участниками проекта создали, похоже, важный прецедент. Едва ли не впервые в стране памятник сталинской эпохи был реабилитирован историко-архитектурно и юридически корректно.

В эпоху войн и революций трудно говорить о комплексном восстановлении, а тем более о развитии. Пока все, что делается вокруг генерального плана, не несет перспективного архитектурного содержания. Там преобладают чисто технические вещи, касающиеся развязки транспортных путей, перефункционализации территорий и т.п.

Правда, нынешняя практика успешно учится решать вопросы сохранения исторических ареалов. Сейчас, не предоставив детально разработанной историко-охранной документации, практически невозможно передать памятник из руки в руки или начать его реконструировать. Такая документация требуется даже для перестройки обычного здания, если оно находится в пределах исторического центра. Новая законодательная база дает городу инструменты, чтобы как-то сдерживать посягательства на историческое наследие; дело за ее грамотным применением.

За последние годы появились ли в Харькове объекты, которыми будут гордиться спустя 50-100 лет? Что вы можете отметить из современной архитектуры?

Среди премьер есть радующие своей нахальностью объекты Олега Дроздова, вызвавшие много споров среди харьковчан. Я дружу с Олегом Анатольевичем и не могу быть к нему вполне объективен, но в принципе оценил бы их как движение в правильном направлении. Это объекты действительно европейские, они, впервые в новой украинской истории, попали в профессиональные европейские обзоры.

В ТЦ «Аве Плаза» в начале Сумской Олег, по-моему, реализует правильно понятую историческую тенденцию. Он не побоялся поставить на узкой и тесной улице принципиально большой дом, продолжая линию, которая закладывалась в архитектуре Сумской еще в начале прошлого столетия. Приди большевики десятью годами позже, вся Сумская уже была бы семи-девятиэтажная, была бы похожа на красивое ущелье. Но история не любит сослагательного наклонения: если бы большевики пришли на десять лет позже, то не было бы ни площади Дзержинского (Свободы), ни Почтамта, ни памятника Шевченко. А так у нас есть Госпром, Дом проектов (то есть университет) и Дом Кооперации (то есть академия Говорова, а теперь опять-таки университет), – есть ансамбль площади Свободы – самая крупная реализация раннего модернизма во всей Европе.

продолжение...