Будуємо так, як треба
Будуємо так, як треба
Ну, университет как архитектурную ценность мы, по сути дела, потеряли. Сейчас он покрыт коростой, наросшей во время неоконченной реконструкции 50-х годов. Но под нею-то – действительно великий памятник, который был гораздо элегантнее даже Госпрома, здание действительно мирового качества. И его дивный железобетонный объем все еще можно достать из-под силикатного кирпича и керамической плитки. Это выполнимо, и даже при вполне посильном бюджете.
Правда, пришлось бы поступиться парой тысяч квадратных метров послевоенных застроек и надстроек, изменивших/испортивших силуэт здания. Но все эти вложения и потери вполне сравнимы с бесконечными текущими затратами на восстановление обваливающейся плитки. А уж тем более реконструкция была бы оправдана тем, что город и страна вновь обрели бы великий памятник архитектуры!
Точно также из ДК строителей на пл. Руднева, который сейчас из себя вообще ничего не представляет, можно достать небольшой, но энциклопедически, хрестоматийно значимый объект. Этот шедевр москвича Милиниса и харьковчан Малоземова и Штейнберга тоже был изуродован варварской перестройкой конца 50-х. И теперь, когда европейцы приезжают с картинкой Клуба Строителей из архитектурной энциклопедии и просят показать эту классику мирового конструктивизма, мы только беспомощно разводим руками...
Харьковские дома культуры — это вообще отдельная тема. Как-то мы с аспирантами произвели легкий фурор в Париже на конференции DOCOMOMO, посвященной «архитектуре культуры» в Европе 20-х и 30-х гг. Европейских историков архитектурного модернизма больше всего удивило, что все эти здания (клубы строителей, учителей, связистов, пищевиков, железнодорожников, тракторостроителей, Красной армии, Червонозаводский театр) были построены в Харькове всего за одно десятилетие. За это же время во Франции такое же количество рабочих клубов было построено во всей стране! Увы, сейчас в первоначальном виде из них сохранился только ДК Железнодорожников, бывший клуб Сталина.
Харьковский конструктивизм, который ценят и смотреть на который издалека едут знатоки из разных стран, сохранился по-настоящему в трех-четырех объектах. Многое перестроено до неузнаваемости или находится в полуаварийном состоянии. На моей памяти ни одна из реставрационных работ на этих зданиях так и не была доведена до ума. А ведь кроме известных общественных объектов, у нас есть очень интересные жилые здания той эпохи, и их много. Я даже не говорю о таких гигантах, как стоящие за Госпромом жилые комплексы «Красный промышленник», «Дом специалистов» и «Новый быт», или как застройка Линейного города на Московском проспекте.
Жемчужины конструктивизма рассеяны по всему «тихому центру». На Пушкинском въезде есть комплекс из двух жилых домов по обеим сторонам улицы, построенный Яковом Штейнбергом в начале 30-х. Это протяженный корпус с двумя подъездами и дом с глубоким курдонером – удивительный по чистоте образец раннего европейского функционализма. Сейчас оба, естественно, находятся в жутком состоянии. В этом году магистрантка нашей кафедры Настя Золотова будет защищать проект их реабилитации и музеефикации, – превращения руины в памятник.
Чтобы вернуть многие из модернистских зданий в круг памятников, вовсе не обязательны большие деньги. Скажем, на башне Главпочтамта можно за совсем небольшие деньги восстановить большие светящиеся часы и красивую конструктивистскую световую рекламу. Я эти замечательные детали помню с детства. Чтобы их восстановить, нужно всего несколько десятков тысяч гривен. Таких недотяжек и недоделок очень много. Композиция памятников архитектуры Современного Движения – вещь очень хрупкая. Она чиста и лаконична, поэтому любая достройка, переделка балкона или возведение мансардного этажа рушит ее до основания.
Мы вообще очень скверно поддерживаем физическую форму зданий, – не только памятников, и не только конструктивистских. Иногда под видом реставрационных работ творятся удивительные и смешные вещи: например, раскрашивание керамической плитки на домах позднесталинской эпохи.
В мировой памятникоохранной практике есть такая категория – сохранение аутентичности. Кроме правды эпохи, правды материала, в понятие аутентичности по стандартам ICOMOS и DOCOMOMO International входят, например, наличие стоянок для туристических автобусов, возможность проведения экскурсий по зданию, доступность, в конце концов, объектов общепита и туалетов. Должен быть создан комплекс, превращающий памятник в функционирующий объект культуры. Этими правилами международные организации подталкивают нас к тому, чтобы сделать из памятников фишку не только культурную, но и коммерческую… а мы упираемся.
Харьков сделал гигантский рывок, попытавшись реконструировать Госпром. И довести за полтора десятилетия ее до конца — это уже дело чести. К юбилею города 1994-м удалось покрасить только один фасад, и дело замерло. Моя матушка о такой реконструкции сказала бы «помыть шею под маленькое декольте».
Можно и так сказать. Причем, утрачена аутентика даже тех объектов, куда вкладывались огромные деньги. Возьмем Благовещенский собор и его нынешнюю «боевую раскраску». Когда-то он был из кирпича и полос серого бетона — метафора полосатой византийской кладки. И кирпич, и бетонные полосы были в нормальном состоянии (потому что тогда не жалели класть в раствор церезит). Зачем надо было покрывать собор теперь уже, наверное, тремя слоями красной и желтой краски?
Что касается храма, давайте дождемся окончания строительства, и тогда уже будем оценивать. Как говорится, «профессионалам полработы не показывают». С Лениным тоже все непросто. Как скульптура он мне не нравится, – казенный, пластически малоинтересный, хотя, несомненно, сделан профессионально. Мастеровито, но холодно. А вот место для него и его пропорции выбраны идеально. Он здорово держит разнородный ансамбль огромной площади (поэтому он и самый большой из украинских лениных), тем более после постройки новой гостиницы.
Кстати о ней: «Харьков Палас» – это преступление и против ансамбля, и против истории, против здравого смысла и хорошего вкуса; так делать нельзя.
Так вот, теперь памятник, именно как масштабный композиционный узел, необходим площади еще больше, чем в 1963 году. Поэтому я скорее за него, чем против. И вообще, когда все снесут свои памятники Ленину, а наш, самый большой, останется, вот тогда мы его будем показывать туристам! Если всерьез, то, пока не нашли достойной замены, оставьте монумент в покое. В этике архитектуры и градостроительства должно соблюдаться нечто вроде клятвы Гиппократа: если реконструируешь, главное — не навредить.
Советская эпоха оставила совершенно уникальный (в мировом масштабе) так называемый Линейный город на Московском проспекте. Его еще называли «аллеей гигантов»: три параллельные полосы – линия огромных заводов, параллельно им линия жилых поселков этих же заводов, посередине полоса зеленая (увы, в большинстве своем уничтоженная, прим. ред.) и плюс к этому четыре линии транспорта. Этот гигантский комплекс, растянувшийся от бывшего «Серпа и Молота» до окружной — реализация тогдашнего градостроительного идеала. Чуть не каждый год из-за рубежа приезжают серьезные научные экспедиции для знакомства с Линейным городом; пятичасовая экскурсия в этот район обязательно входит в программу конференций Украинского DOCOMOMO.
Спальные районы… Эти панельные дома подлежат поэтапному демонтажу, если не на жизни нашего поколения, то при наших внуках. Есть много архитектурных анекдотов о реконструкции хрущевской застройки. Рассказывают, что знаменитого голландца Рема Колхааса позвали сделать проект реконструкции московских Черемушек. Группа Колхааса поставила вместо пятиэтажных шестиэтажные дома, на те же самые места, с сохранением всех проездов, проходов и озеленения, с ювелирной точностью воспроизведя планировку 60-х. На недоуменные вопросы Колхаас сказал, что гениальную планировку улучшить нельзя.
Не всё так плохо было в тогдашней «спальной» застройке. Позже, действительно, возникли серьезные проблемы, когда между комплексами девяти- и 12-этажек появились огромные неосмысленные пространства, не наполненные социальной жизнью. Потом экономический кризис добавил ко всему этому торчащие из земли вентиляционные трубы частных погребов и многие другие удивительные вещи.
Тема гуманизации «спальных районов» неоднократно становилась предметом исследований и разработок, т.ч. у наших студентов-дипломников. В подготовительных материалах к стратегии развития Харькова до 2030 г. была проработана концепция создания вокруг центра системы подцентров на крупных пересадочных узлах. На некоторых из них уже возникли мощные узлы социальной жизни, например, «Дафи» и «Караван» на Героев Труда. Жизнь сама угадывает нужные тенденции.
Сейчас жизненно важно разгрузить исторический центр от люмпенов. Он не может вздохнуть и начать оформляться в центр крупной европейской метрополии, пока население периферии с низкими доходами (да и невысоким, что скрывать, культурным уровнем) набегает на него каждые выходные; приходится приспосабливаться и снижать требования к среде, чтобы вынуть деньги, привезенные этими людьми. Надо системно работать над наполнением центра аттракторами для среднего класса, для многосоттысячного харьковского студенчества и профессуры – выставочными и концертными залами, театрами, творческими клубами и лекториями.
Да и в новых подцентрах должны расти не только торгово-увеселительные и питейные заведения, но и многоразличные клубы по интересам – спортивного, творческого, просветительного характера, семейные клубы, наконец. Сфера такой клубной жизни у нас ничтожна по сравнению с развитыми странами, хотя это направление весьма коммерчески привлекательно.
Конечно, создание такой системы и управление развитием городской инфраструктуры требуют прежде всего исследований и программного мышления. То, что во втором городе страны нет института, занимающегося его развитием — это скандал! Харьков, как любой крупный европейский город, нуждается в городском архитектурно-планировочном бюро.
беседу вел Игорь Авдеев